Так что вот они, мои стихи, мой вкад в команду фандома "Дом, в котором".
ПолуночницаПолуночница
Зеркала по жилетке разбитые
Все глазеют по разные стороны,
Как глаза, что упрямо открытые
Из-под чёлки черней пера ворона.
И она не глядит, только крысится,
Ведь не зря же и Крысою прозвана:
С дна, из бездны сумеет возвыситься,
Путь устелен пусть будет не розами.
В этом доме все, кажется, странные,
Но она же страннее, чем многие.
Хвост из прошлого стелится ранами,
Ходит только своими дорогами.
И блестят, словно лезвия, острые
Под ногтями её полумесяцы.
А она остаётся серьёзною,
Хоть все ждут, что вот-вот она взбесится.
Только Крыса спокойней, чем кажется,
Но опаснее, чем представляется.
Ни к кому никогда не привяжется
И ни в чём никогда не раскается.
Колокольчиков сеть над подушками:
Зазвенят от любого касания:
Ничего не считать лишь игрушками –
Это кредо её выживания.
На болоте в Изнанке, в наружности –
Ходоку все дороги открытые,
Но контроль над ближайшей окружностью –
Это правило, пусть и избитое.
Быть непонятой, павшей, отверженной
Стать решительной и отвергающей.
Не иметь ни врагов, ни приверженцев,
Ни сомнений в момент свой решающий.
Не душить свою сторону тёмную,
Не достаться и ей на съедение.
А взамен будет сила огромная,
Пусть и бледная, как привидение.
Быть Саарой сложнее, чем кажется:
Нужно строго блюсти одиночество,
Сеть его вдруг однажды развяжется
И не там, и не так, как захочется…
На плече её скалится Вшивая,
Тень ползёт по стене многоликая,
В тёмной силе ужасно-красивая
Бирки светятся тусклыми бликами.
И в тенях без труда растворяется,
Возвращается где не пророчится
Одиночка, Саара, скиталица,
Крыса, главный Летун, полуночница.
Принц, башня и драконПринц, башня и дракон
Он люто ненавидит зеркала,
А если брать точнее - то, что в них
Внутри него отвесная скала,
Но внешне он задумчив, слаб и тих.
И все его попытки доказать,
Что он опасней, твёрже и сильней
Не могут долю правды рассказать,
Расшифровать полёт его теней.
Он агрессивен, в чём-то и жесток,
Но в нём никто не видит вожака.
Под кожей пусть его искриться ток,
И мощь немалая горит в руках.
В глазах небесно-синих дивный блик:
Лиловый цвет всё светится со дна
Дракон лазурный в тесноте поник,
Но башня на двоих у них одна.
Эльфийский принц вдвоём с ним заточён,
И хоть ему во всём подвластен Лес,
Преграды на Изнанке нипочём -
Но малый это всё имеет вес.
Он хочет быть драконом цвета мглы,
Чтоб сила, что внутри, была видна,
Шипами стали острые углы,
Была во взгляде мощи глубина.
Но люди видят, глядя на него,
Красивое лицо и тонкий стан.
Он вырваться мечтал сильней всего,
Но собственная сущность как капкан.
Он злится на весь мир и на себя,
Он презирает всё и всех вокруг.
И он живёт уж долго не любя,
Почти забыл, что значит слово "Друг".
Уходит ночью в тёмный коридор,
К таким же, кто не дружит с головой.
И не крадётся тихо он, как вор:
Дракон лазурный среди них как свой.
Блуждает, не найдя во тьме пути,
А светит только лампа в тупике.
Внутри себя не может свет найти,
А рыжий лучик слишком вдалеке.
За гордостью скрывает он тоску,
Хотя, быть может, сам забыл о том.
Подобен он пустынному песку:
Лежит, течёт, не помнит ни о чём.
Он пережил когда-то сильный пресс,
Но даже Сфинкс не смог его сломать.
Сквозь боль и унижение пролез,
И лишь сильнее смог при этом стать.
И отрешённость стала вдруг стеной
Прочнее камня, взмыла ввысь, и вот:
Там не нашлось причины ни одной,
Чтоб в ней любой проделывать проход.
И он остался за стеной один,
Он одиночка средь толпы людей,
И пусть он сам себе здесь господин -
Никто не видит взлёт его идей.
Отвергнув тех, кто зло ему чинил,
Спугнул он всех, желающих добра.
В нём ночь царит чернее всех чернил,
И в нём она настала не вчера.
Он Лорд, пред ним должны склоняться ниц -
Заранее забыт такой закон.
Он пленный без оков эльфийский принц,
Он сам себе и башня, и дракон.
Сфинкс и русалкаСфинкс и русалка (стих по арту Bayuone - )
Ему очень важно стоять на ногах:
Чем крепче, прочнее, тем лучше.
Он слишком давно не летал в облаках,
Последний и сам забыл случай.
Нет рук – ну и что, есть, зато, голова,
А в ней – только трезвые мысли.
И он как никто подбирает слова,
Не путаясь в собственном смысле.
Он старше своих одногодок внутри,
Хотя они все здесь не дети.
Порой он не может уснуть до зари
Свой сон обретая в рассвете.
В решениях твёрд, зрит всегда прямо в суть
Он верен себе, верен стае.
Один лишь Слепой может внутрь заглянуть,
Другие его и не знают.
Загадочен, мудр и серьёзен всегда,
Он каменный Сфинкс из пустыни.
Изнаночный мир, что текуч, как вода,
На вкус ему горче полыни.
Он был там, он видел Изнанку насквозь,
Узнал её тайны, секреты.
Но с миром другим у него не срослось:
Он помнит отлично об этом.
Он принял решение - даже Слепой
Заставить не смог сомневаться
Но всё же разрушен его был покой –
Лишь той, кто учил улыбаться.
Той тихой, как шелест озёрной воды,
С задумчивым, ласковым взглядом,
Кого так хотелось беречь от беды,
И быть постоянно с ней рядом.
Они не похожи ни в чём – ну и пусть!
Не стало и это помехой.
Лишь с ней забывал он про старую грусть,
В душе зарастали прорехи.
И песнью Сирены стал локон волос,
Зашитый в кулон, что у сердца.
Теплом волшебства прямо в душу пророс,
Обоим давая согреться.
И тонкие руки манили его,
Всё глубже в Изнанки пучину
Она родилась для него одного,
Не только лишь в этом причина.
Он думал, вдвоём им возможно уйти
Но нет ей из Дома дороги.
Ведь нет той в Наружность прямого пути,
Кто хвост променяла на ноги.
Русалка хотела бы, но – не смогла:
Его не просила остаться.
Быть может, обязана просто была
Такой же, как все, притворяться.
Быть может, хотела, чтоб выбрал он сам,
Ничьим не внимая советам,
И чтоб не поддался он тем голосам,
Шептавших беззвучно об этом.
И всё получилось лишь так, как должно
В наружность его шла дорога.
Её утащило на самое дно,
К родному вернуло порогу.
И очень уж поздно он всё осознал,
Сто раз начиная сначала,
Русалку свою слишком долго искал,
Но там, где она не бывала.
Вернулся он к Дому, к руинам тех стен
И принял последний подарок
С крыла невозможных совсем перемен
Надежды лучинку, огарок.
И в разных мирах пусть они рождены,
Теперь с каждым лунным приливом
Быть вместе смогли и быть вместе должны,
Назло всем разлукам тоскливым.
И может, однажды, на круге ином,
Тех прежних и разных событий,
Останутся Сфинкс и Русалка вдвоём,
Совсем. Без преград и сокрытий.
ПолководецПолководец
В кровавых брызгах "повезло" родиться:
Веснушек алых россыпи узор.
С рожденья заклеймён он, как убийца,
И от того его печален взор.
На дне его души одно желанье:
Он хочет лишь покоя и тепла.
Но, не смотря на все его старанья,
Судьба ему их так и не дала.
Он чудотворец, что не верит в чудо,
Он прячет сущность яркую в пыли.
Быть может, он хотел, но не забудет
Всё то, что так давно уже вдали.
Он помнит в белый крашенные крылья
И взгляды, те, что жгли со всех сторон.
Работа ангела была ему насильем,
Его добро несло ему урон.
И он урок усвоил этот крепко.
По-прежнему светла его душа,
Но чудеса теперь творит он редко,
Без шума. Незаметно. Не спеша.
По пыли - тряпкой, и по чашкам чаем,
Быстрее, чем успеют попросить.
Он полюбил четвёртую их стаю,
И быстро научился с ними жить.
Он вырос ангелом, хотя рождён драконом,
Боится он желать кому-то зла.
Ведь было и останется законом:
Был враг дракона - стала лишь зола.
Он притворился тенью самой серой,
Не любит, чтоб глазели на него.
В людей жила и в нём когда-то вера,
Но от неё не стало ничего.
В нём сила есть, но он её не любит,
Не видит он в ней смысл, не видит толк.
А вдруг она ещё кого погубит,
Как был погублен тот, кто звался Волк?
Он в нервном напряженье постоянно,
Он попросту боится быть собой.
Саднит внутри него большая рана,
От страха, что в контроле будет сбой.
Он видит сны про страшные пожары,
В них полыхают, гибнут города.
Зато другим неведомы кошмары:
Он к стае их не пустит никогда.
Он полководец, только против воли,
Ему так просто за собой вести.
Он не желал такой судьбы до боли,
Но путь иной не в силах был найти.
Под пеплом чешуя сверкает алым,
Поверх же перья белые дрожат.
Он чувствует себя таким усталым:
В тиски внутри себя он сам зажат.
В глазах его драконьих пол вселенной,
Он понял больше, чем того хотел.
Познал он силу, что вовек нетленна,
Быть может, потому он бел, как мел.
И именем крещёный полководца,
Он Македонский, и не без причин.
Он вынужден всю жизнь свою бороться,
И быть среди людей почти один.
Зеркала по жилетке разбитые
Все глазеют по разные стороны,
Как глаза, что упрямо открытые
Из-под чёлки черней пера ворона.
И она не глядит, только крысится,
Ведь не зря же и Крысою прозвана:
С дна, из бездны сумеет возвыситься,
Путь устелен пусть будет не розами.
В этом доме все, кажется, странные,
Но она же страннее, чем многие.
Хвост из прошлого стелится ранами,
Ходит только своими дорогами.
И блестят, словно лезвия, острые
Под ногтями её полумесяцы.
А она остаётся серьёзною,
Хоть все ждут, что вот-вот она взбесится.
Только Крыса спокойней, чем кажется,
Но опаснее, чем представляется.
Ни к кому никогда не привяжется
И ни в чём никогда не раскается.
Колокольчиков сеть над подушками:
Зазвенят от любого касания:
Ничего не считать лишь игрушками –
Это кредо её выживания.
На болоте в Изнанке, в наружности –
Ходоку все дороги открытые,
Но контроль над ближайшей окружностью –
Это правило, пусть и избитое.
Быть непонятой, павшей, отверженной
Стать решительной и отвергающей.
Не иметь ни врагов, ни приверженцев,
Ни сомнений в момент свой решающий.
Не душить свою сторону тёмную,
Не достаться и ей на съедение.
А взамен будет сила огромная,
Пусть и бледная, как привидение.
Быть Саарой сложнее, чем кажется:
Нужно строго блюсти одиночество,
Сеть его вдруг однажды развяжется
И не там, и не так, как захочется…
На плече её скалится Вшивая,
Тень ползёт по стене многоликая,
В тёмной силе ужасно-красивая
Бирки светятся тусклыми бликами.
И в тенях без труда растворяется,
Возвращается где не пророчится
Одиночка, Саара, скиталица,
Крыса, главный Летун, полуночница.
Принц, башня и драконПринц, башня и дракон
Он люто ненавидит зеркала,
А если брать точнее - то, что в них
Внутри него отвесная скала,
Но внешне он задумчив, слаб и тих.
И все его попытки доказать,
Что он опасней, твёрже и сильней
Не могут долю правды рассказать,
Расшифровать полёт его теней.
Он агрессивен, в чём-то и жесток,
Но в нём никто не видит вожака.
Под кожей пусть его искриться ток,
И мощь немалая горит в руках.
В глазах небесно-синих дивный блик:
Лиловый цвет всё светится со дна
Дракон лазурный в тесноте поник,
Но башня на двоих у них одна.
Эльфийский принц вдвоём с ним заточён,
И хоть ему во всём подвластен Лес,
Преграды на Изнанке нипочём -
Но малый это всё имеет вес.
Он хочет быть драконом цвета мглы,
Чтоб сила, что внутри, была видна,
Шипами стали острые углы,
Была во взгляде мощи глубина.
Но люди видят, глядя на него,
Красивое лицо и тонкий стан.
Он вырваться мечтал сильней всего,
Но собственная сущность как капкан.
Он злится на весь мир и на себя,
Он презирает всё и всех вокруг.
И он живёт уж долго не любя,
Почти забыл, что значит слово "Друг".
Уходит ночью в тёмный коридор,
К таким же, кто не дружит с головой.
И не крадётся тихо он, как вор:
Дракон лазурный среди них как свой.
Блуждает, не найдя во тьме пути,
А светит только лампа в тупике.
Внутри себя не может свет найти,
А рыжий лучик слишком вдалеке.
За гордостью скрывает он тоску,
Хотя, быть может, сам забыл о том.
Подобен он пустынному песку:
Лежит, течёт, не помнит ни о чём.
Он пережил когда-то сильный пресс,
Но даже Сфинкс не смог его сломать.
Сквозь боль и унижение пролез,
И лишь сильнее смог при этом стать.
И отрешённость стала вдруг стеной
Прочнее камня, взмыла ввысь, и вот:
Там не нашлось причины ни одной,
Чтоб в ней любой проделывать проход.
И он остался за стеной один,
Он одиночка средь толпы людей,
И пусть он сам себе здесь господин -
Никто не видит взлёт его идей.
Отвергнув тех, кто зло ему чинил,
Спугнул он всех, желающих добра.
В нём ночь царит чернее всех чернил,
И в нём она настала не вчера.
Он Лорд, пред ним должны склоняться ниц -
Заранее забыт такой закон.
Он пленный без оков эльфийский принц,
Он сам себе и башня, и дракон.
Сфинкс и русалкаСфинкс и русалка (стих по арту Bayuone - )
Ему очень важно стоять на ногах:
Чем крепче, прочнее, тем лучше.
Он слишком давно не летал в облаках,
Последний и сам забыл случай.
Нет рук – ну и что, есть, зато, голова,
А в ней – только трезвые мысли.
И он как никто подбирает слова,
Не путаясь в собственном смысле.
Он старше своих одногодок внутри,
Хотя они все здесь не дети.
Порой он не может уснуть до зари
Свой сон обретая в рассвете.
В решениях твёрд, зрит всегда прямо в суть
Он верен себе, верен стае.
Один лишь Слепой может внутрь заглянуть,
Другие его и не знают.
Загадочен, мудр и серьёзен всегда,
Он каменный Сфинкс из пустыни.
Изнаночный мир, что текуч, как вода,
На вкус ему горче полыни.
Он был там, он видел Изнанку насквозь,
Узнал её тайны, секреты.
Но с миром другим у него не срослось:
Он помнит отлично об этом.
Он принял решение - даже Слепой
Заставить не смог сомневаться
Но всё же разрушен его был покой –
Лишь той, кто учил улыбаться.
Той тихой, как шелест озёрной воды,
С задумчивым, ласковым взглядом,
Кого так хотелось беречь от беды,
И быть постоянно с ней рядом.
Они не похожи ни в чём – ну и пусть!
Не стало и это помехой.
Лишь с ней забывал он про старую грусть,
В душе зарастали прорехи.
И песнью Сирены стал локон волос,
Зашитый в кулон, что у сердца.
Теплом волшебства прямо в душу пророс,
Обоим давая согреться.
И тонкие руки манили его,
Всё глубже в Изнанки пучину
Она родилась для него одного,
Не только лишь в этом причина.
Он думал, вдвоём им возможно уйти
Но нет ей из Дома дороги.
Ведь нет той в Наружность прямого пути,
Кто хвост променяла на ноги.
Русалка хотела бы, но – не смогла:
Его не просила остаться.
Быть может, обязана просто была
Такой же, как все, притворяться.
Быть может, хотела, чтоб выбрал он сам,
Ничьим не внимая советам,
И чтоб не поддался он тем голосам,
Шептавших беззвучно об этом.
И всё получилось лишь так, как должно
В наружность его шла дорога.
Её утащило на самое дно,
К родному вернуло порогу.
И очень уж поздно он всё осознал,
Сто раз начиная сначала,
Русалку свою слишком долго искал,
Но там, где она не бывала.
Вернулся он к Дому, к руинам тех стен
И принял последний подарок
С крыла невозможных совсем перемен
Надежды лучинку, огарок.
И в разных мирах пусть они рождены,
Теперь с каждым лунным приливом
Быть вместе смогли и быть вместе должны,
Назло всем разлукам тоскливым.
И может, однажды, на круге ином,
Тех прежних и разных событий,
Останутся Сфинкс и Русалка вдвоём,
Совсем. Без преград и сокрытий.
ПолководецПолководец
В кровавых брызгах "повезло" родиться:
Веснушек алых россыпи узор.
С рожденья заклеймён он, как убийца,
И от того его печален взор.
На дне его души одно желанье:
Он хочет лишь покоя и тепла.
Но, не смотря на все его старанья,
Судьба ему их так и не дала.
Он чудотворец, что не верит в чудо,
Он прячет сущность яркую в пыли.
Быть может, он хотел, но не забудет
Всё то, что так давно уже вдали.
Он помнит в белый крашенные крылья
И взгляды, те, что жгли со всех сторон.
Работа ангела была ему насильем,
Его добро несло ему урон.
И он урок усвоил этот крепко.
По-прежнему светла его душа,
Но чудеса теперь творит он редко,
Без шума. Незаметно. Не спеша.
По пыли - тряпкой, и по чашкам чаем,
Быстрее, чем успеют попросить.
Он полюбил четвёртую их стаю,
И быстро научился с ними жить.
Он вырос ангелом, хотя рождён драконом,
Боится он желать кому-то зла.
Ведь было и останется законом:
Был враг дракона - стала лишь зола.
Он притворился тенью самой серой,
Не любит, чтоб глазели на него.
В людей жила и в нём когда-то вера,
Но от неё не стало ничего.
В нём сила есть, но он её не любит,
Не видит он в ней смысл, не видит толк.
А вдруг она ещё кого погубит,
Как был погублен тот, кто звался Волк?
Он в нервном напряженье постоянно,
Он попросту боится быть собой.
Саднит внутри него большая рана,
От страха, что в контроле будет сбой.
Он видит сны про страшные пожары,
В них полыхают, гибнут города.
Зато другим неведомы кошмары:
Он к стае их не пустит никогда.
Он полководец, только против воли,
Ему так просто за собой вести.
Он не желал такой судьбы до боли,
Но путь иной не в силах был найти.
Под пеплом чешуя сверкает алым,
Поверх же перья белые дрожат.
Он чувствует себя таким усталым:
В тиски внутри себя он сам зажат.
В глазах его драконьих пол вселенной,
Он понял больше, чем того хотел.
Познал он силу, что вовек нетленна,
Быть может, потому он бел, как мел.
И именем крещёный полководца,
Он Македонский, и не без причин.
Он вынужден всю жизнь свою бороться,
И быть среди людей почти один.